Цитаты Арчибальд Джозеф Кронин.

Люди всегда говорят плохо о том, кому они завидуют.

Для меня ничего хуже быть не может – никогда не думать о других, а только о себе.

Ешьте поменьше. Врата рая узки.

Счастье нельзя считать самоцелью - его обретают только при полном отсутствии заботы о самом себе.

Так ты нас намерен удивить? Все та же старая история — всегда ты только собираешься что-то делать. Никогда не услышишь о том, что ты уже сделал, а только о том, что будет когда-нибудь!

Он сказал, что ее жизнь должна вместить целую галерею картин, но в настоящее время вся ее жизнь состояла лишь из одной картины: его портрета.

Может быть, это нелепо, но, когда я полюблю что-нибудь - картину, книгу, лошадь, что бы то ни было, - я не могу расстаться с ним. Уж когда люблю, так люблю. Я упрям. И подхожу ко всему со своей собственной меркой. Пусть какой-нибудь критик хоть двадцать раз твердит мне, что картина хороша, а если она мне не нравится, я ее не повешу у себя. Я покупаю картину только в том случае, если она завладевает мною, и тогда я уже не могу с нею расстаться.

— Есть одна истина, которую многие из нас забывают. Христос учил этому. Церковь учит этому… Хотя, если послушать большинство из нас, нынешних, то так не подумаешь. Никто в доброй вере не может погибнуть. Ни один. Буддисты, магометане, даоисты, самые чёрные из каннибалов, пожиравших когда-либо миссионеров… Если они искренни в своих чувствах, они будут спасены. Это чудесное милосердие Божие. Так почему бы Богу не получить удовольствия от встречи с честным агностиком в Судный день? Бог подмигнул бы ему и сказал: «Видишь, Я здесь, несмотря на всё то, чему тебя учили верить. Входи в Царство, которое ты честно отрицал».

Само слово "религия" заставляло его отпрянуть, холодея от растерянности при мысли, что люди могут так ненавидеть друг друга за поклонение одному и тому же Богу, только выражаемое по-разному.

Ад - это то состояние, когда человек перестаёт надеяться.

С некоторыми искушениями нельзя бороться - нужно запереть свою душу и бежать от них.

Такова жизнь... начинать сначала, когда все погибло.

Возможно, что самым тяжелым испытанием для нашего духовного зрения является созерцание чужого успеха.

Только то, что достается нам тяжело, после борьбы, становится дорого по-настоящему. А то, что просто попадает в руки, не дает удовлетворения.

Принудительная военная служба — чудовищное изобретение, одно из самых больших зол современности. Кому это нужно: напяливать на людей мундиры и посылать их убивать друг друга? Когда-то рыцари по доброй поле вступали в поединки, война была для них спортом, и ни на что другое они попросту не годились. Но никому и в голову не приходило заковать философа или поэта в латы и погнать его на поле боя. Даже крестьян обычно не трогали. А теперь мы все должны быть мастерами по уничтожению себе подобных.

Как часто за последние годы приходилось ему слышать хвалы своему сыну! Сначала робкие, они все возрастали, сливаясь в громкий хор, и высокопарные слова вроде тех, что только что произносила молодая наставница, повторялись снова и снова. Категорические суждения недругов, мнивших себя знатоками, были наконец опровергнуты, то, что считалось безнадежной неудачей, получило признание, и вот его сын, Стефен, — великий художник… Да, даже такое слово, как «гений», без оглядки пускалось теперь в ход. Но настоятель, думая об этом, не испытывал ни гордости, ни торжества — лишь смутную, тревожную печаль. И, вспоминая муки и разочарования целой жизни, слишком поздно, лишь посмертно, увенчанной признанием, он спрашивал себя: стоила ли игра свеч? Стоит ли хоть одна картина на свете — пусть даже величайшее произведение искусства, — чтобы за нее платить такой ценой? Что же такое, в конце концов, красота, ради которой люди готовы перенести столько страданий и даже пожертвовать жизнью, подобно святым мученикам, умиравшим когда-то за веру? Бертраму казалось, что этот спор между жизнью и искусством никогда не будет разрешен.

Бог судит нас не только по тому, во что мы верим, но и по тому, что мы делаем.

Она была для него бруском, на котором он оттачивал и без того острое лезвие своей ярости.

...что такое вообще успех? Разве ты не знаешь, что в этом деле не может быть никаких гарантий, все будет зависеть только от тебя самого! И берется человек за такое потому, что, черт возьми, не может поступить иначе. Если он решил заняться этим всерьез, то он бросает все, голодает, крадет, обманывает свою бабушку, нарушает все десять заповедей — лишь бы держать в руках шпатель и палитру с красками.

Есть кое-что и похуже бедности… Унижение.

Что толку проповедовать христианство, если мы сами не будем жить, как христиане?

Как несправедливо обошлось с ним время, пронеслось так быстро, нагромождая на него год за годом скорее, чем он успевал распорядиться ими.

Ну, ну, не надо конфузиться, Мэри. Быть красивой - не преступление.