Эдвард Станиславович Радзинский биография

Эдвард Станиславович Радзинский - биография

• 4.15
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Известный : Писатель, Драматург, Историк, Литературный деятель

Страна: Россия

Категория: Писатели

Знак зодиака: Весы

Дата рождения: 23 Сентября 1936г. (87 лет)

Биография добавлена: 1 Апреля 2014г.

Радзинский Эдвард Станиславович - (р. 1936), русский драматург, писатель, историк.

Родился 23 сентября 1936 в Москве, в семье драматурга С.Радзинского. В 1959 закончил Московский историко-архивный институт. В 1960 на сцене Московского театра юного зрителя была поставлена его первая пьеса – Мечта моя… Индия о судьбе выдающегося музыканта и просветителя конца 18 в. Герасима Лебедева, создавшего в Индии первый индийский театр европейского типа. Первый опыт Радзинского характерен интересом к масштабным, выдающимся личностям. Важным качеством его драматургии стала необычайно личная интонация, которой будут пронизаны почти все его пьесы.

Таким личным откровением оказалась наиболее известная его пьеса 1960-х Сто четыре страницы про любовь (1964), поставленная в 120 театрах страны. Но самой первой постановкой стал спектакль Московского Театра Ленком (режиссер А.В.Эфрос, в роли стюардессы Наташи О.Яковлева). Вскоре пьеса была поставлена Г.А.Товстоноговым в ленинградском БДТ с Татьяной Дорониной в главной роли, снявшейся также в фильме Г.Натансона Еще раз про любовь. Любовь была главным действующим лицом пьесы, заканчивающейся смертью в авиакатастрофе главной героини, словно обрываясь на высокой трагической ноте, похожей на крик, на призыв к человечности, к пониманию между людьми. И пьеса, и фильм с восторгом были приняты зрителем, который ощутил живой трепет обычной жизни, сквозь будничную оболочку которой прорываются совсем небудничные страсти.

Философская трилогия занимает в его творчестве особое место. Остросовременные пьесы Радзинского, поставленные А.Эфросом в 1960-е на сценах разных театров: Снимается кино, Обольститель Колобашкин (Ленком), Турбаза (Театр им. Моссовета) вскоре были сняты с репертуара, а в творчестве Радзинского в 1970–1980-е начался новый период, когда появились такие пьесы как Беседы с Сократом, Лунин или смерть Жака (1978), Театр времен Нерона и Сенеки (1980). Их проблематика связана с размышлением автора о нравственном человеческом выборе, о человеке, говорящем «нет» обществу несправедливости, о разном понимании истинной мудрости и многих других парадоксах человеческих отношений. Для автора этих пьес важен сам процесс осмысления того или иного поступка или идеи, которую отстаивают его герои или антигерои, постоянно меняясь местами.

Сцена в этих пьесах Радзинского превращается то в арену диспута, то в «театр в театре». Их структура достаточно сложна, одним полюсом тяготея к театру, другим – к литературной пьесе для чтения. Истоки подобной драмы восходят к интеллектуальному театру Б.Шоу, с той немалой разницей, что Радзинский сам не знает готового ответа на поднятые вопросы, сам находится в поиске, то отдаляясь, то приближаясь к неуловимой истине. Его Сократа, также ищущего истину, убивают, чтобы сразу воспеть учение бродячего философа, создать о нем прекрасную легенду, не умирающую в веках. И другое дело – философ Сенека – воспитатель тирана Нерона. Это ловкий дипломат, тонкий мыслитель, соглашательская политика которого приводит к собственной смерти и торжеству деспотизма. В одном из интервью Радзинский сравнивает Нерона с Мейерхольдом, а Сенеку со Станиславским, имея ввиду две различные системы в искусстве и в жизни. Говоря о своих пьесах, он подчеркивает, что их театральная судьба, подчас счастливо сложившаяся, имеет мало общего с подлинно скрытым в них авторским замыслом. Его драмы на античный сюжет Беседы с Сократом, Театр времен Нерона и Сенеки были поставлены А.Гончаровым в театре В.В.Маяковского, став театральными долгожителями. Радзинский неоднократно повторял любимую формулу: «драматург пишет одну пьесу, режиссер ставит другую, а зритель… смотрит третью».

Однако, он всегда готов к пониманию, даже самых парадоксальных театральных решений. Так была поставлена в Копенгагене его пьеса Лунин или смерть Жака в Кафе-театре, оказавшемся по словам автора аналогом нашего «Современника». Лунина он считал лучшей из своих пьес, потому что «она христианская, она о прозрении человека, который всю жизнь служил собственной гордыне и оттого был смел, а порой и беспощаден». Возмущению автора не было предела, когда он узнал, что спектакль будет идти среди накрытых столиков и жующих людей. Но этого не произошло. «Зрители купили выпивку, расселись, поставили бутылки под сиденья. Спектакль начался, откуда-то сверху раздался голос: «А теперь погасите свечи». Наступила темнота, а потом вспыхнул прожектор, и в его луче зрители увидели одного из любимых в Дании актеров, который играл Лунина. Через минуту все поняли, что он вскоре погибнет, а они в это время будут есть и пить. И люди поняли, вернее, почувствовали, что они – просто декорация, декорация мира, где один человек умирает «за други своя», в то время, как «други» преспокойно жрут и пьют… И они не посмели… ни разу не зазвенела посуда – все напряженно сидели все полтора часа – сколько длился спектакль…» (Монолог Э.Радзинского, журнал Театральная жинь № 6, 2000)

Но, например, пьеса Она в отсутствии любви и смерти в театре В.В.Маяковского в начале 1980-х, сыгранная лучшими актерскими силами (Е.Симонова, Т.Доронина) автором оценивается как совершенно далекая от его замысла. Он готов принять поставленное, подчеркивая, что его пьеса насквозь символична, а постановка тяготеет к бытовым деталям и подробностям. Радзинский утверждает: «Беда в том, что в моих пьесах режиссеры слишком верят в слова», а дальше слов не идут. Так он отнесся к постановке Спортивных сцен в театре им. М.Н. Ермоловой, где актеры бросали навстречу залу публицистические реплики, а также к спектаклю Р.Виктюка Декамерон, который «получился прелестным», но к пьесе имел малое отношение.

Последняя попытка Радзинского связать свою жизнь с театром выразилась в создании цикла пьес-бенефисов для выдающихся актрис и актеров: Приятная женщина с цветком и окнами на север, Я стою у ресторана – замуж поздно, сдохнуть рано, Старая актриса на роль жены Достоевского. Эти пьесы не стали значительными событиями в театральной жизни. Последняя из них предназначалась для Бабановой, однако в день окончания пьесы актрисы не стало. Этот цикл остался пьесами для чтения.

В то же время стремительно уходил в прошлое театр, сформировавший и вырастивший драматурга Радзинского. Уже давно не было в живых А.Эфроса, Г.Товстоногова. С середины 1980-х театр перестал быть единственной ареной гласности, по словам Радзинского «нашей первой гласностью, гласностью в темноте». Сцену в этом смысле вытеснили пресса и телевидении. Театр перестал быть «властителем дум», а с точки зрения искусства уже не соответствовал тем масштабам, к которым продолжал стремиться Радзинский.

И начинается еще один новый период в его творчестве. Он пишет историческую документальную трилогию Николай I, Сталин, Распутин, используя архивные документы.

В 1990–2004 приходит на телеэкран с собственным жанром. Это телетеатр импровизации автора, актера и режиссера в одном лице. Он создает цикл передач, начиная с Моей театральной жизни, оставшейся незаконченной, главы которой совпадают с названиями его пьес. Создает серию исторических портретов: Наполеон, Грозный, Лжедмитрий, Сталин, Распутин. Создает телероман В России все секрет и ничего не тайна, состоящий из нескольких частей, а также циклы Загадки истории, Гибель галантного века.

На телевидении он полностью совпал с самим собой. Его телемонологи, вмещающие в сорок минут экранного времени человеческие судьбы исторического масштаба, имеют четко продуманную авторскую режиссуру. Действие, которое автор стремительно разворачивает, имеет свою завязку, кульминацию и развязку, происходит не в откристаллизовавшемся прошлом, а здесь и сейчас.

Он импровизирует, как артист на сцене, рассказывая о своих героях. Но импровизация для него не цель, а средство. Средство показать живую человеческую душу, заглянуть в ее тайники, познать скрытые пружины тех или иных поступков. Вместе со зрителем он путешествует в область познания, где отсутствуют стереотипы и готовые оценки. Радзинского в этих передачах интересует, по его словам, «бесконечность человека в обе стороны – в сторону добра и в сторону зла».

Творчество Радзинского достаточно хорошо известно за рубежом. Так с 1984 по 1986 в Нью-йоркском театре Жан Кокто «Репетори» была поставлена философская трилогия. А в Париже в Театре Европы с большим успехом шла его пьеса Старая актриса на роль жены Достоевского с актрисой Дениз Жанс в главной роли.

Эдвард Станиславович Радзинский - фото

Эдвард Станиславович Радзинский - цитаты

... У молодого поколения сейчас существует клиповое сознание. А это другая быстрота, другой ритм, другие процессы. Возможно, в жизни эти процессы будут еще больше убыстряться, и в то же время в искусстве скорее всего вновь станет притягателен ритм произведений... допустим, Ивана Сергеевича Тургенева. Но чтобы сейчас работать в тургеневском ритме, необходимо чувствовать и любить бешеный, современный ритм. И нужна истинная литература.

... Удивительная вещь произошла с фильмами Сергея Бондарчука. Когда он снимал, многие режиссеры казались несравнимо современнее ... А ныне его "Война и мир", "Ватерлоо", "Степь" поражают. В то же время произведения этих вчерашних новаторов кажутся такими примитивными, таким "нафталином", что они становятся "ниже спора"... Нет, недаром, видно, Бондарчук ходил везде с двумя книгами - Библией и Данте. Это Вера и Высокая Литература... Если этого нет, то произведение оказывается всего лишь вчерашним обманом...

... Эта формула - поэт в России больше, чем поэт - напрямую относилась и к театру. Люди в России, сами того не подозревая, шли в театр как на политический митинг. Это была своего рода "гласность в темноте". Они ловили малейшие намеки и воспринимали все через призму Эзопова языка. И радостно аплодировали отрицательным героям. В период строжайшей цензуры был разработан такой лукавый ход в литературе. Главные запретные мысли автора передавались именно отрицательными персонажами. В том мире постоянной лжи, где "дважды два - пять", публика необычайно радовалась, когда ей сообщали крамольную истину, что "дважды два все-таки четыре". Это воспринималось зрителями как откровение.

И у нас времена больших средств на некассовое кино уходят сейчас безвозвратно. Зато художники получили полную свободу творчества... Знаете, свобода - это очень трудная вещь. Я без нее уже не выживу, но подавляющему большинству она оказалась не нужна... Кроме того, теперь приходится не только работать, творить, но и непременно думать об одобрении... Нет, не власти, которая еще недавно, отняв свободу, давала художнику гарантированную пайку и требования которой были ясны и предсказуемы. Но думать об одобрении весьма ветреного, постоянно меняющего вкусы читателя или зрителя...

Потом наступила перестройка и свобода от цензуры... Театр должен был стать не властителем дум, а властителем чувств. А это совсем другое. Как и в литературе. Все ожидали, что без коммунистического гнета она рывком рванется вверх, подобно распрямившейся пружине. Увы, ни в литературе, ни в театре этого не произошло. Потому что "служенье муз не терпит суеты", а перестройка - это огромное количество человеческих действий, это суета. Великая литература вызревает лишь в покое, в годах покоя и размышления, когда появится поколение художников, не только свободных от ужасных привычек выражать свои мысли в полуфразах, в Эзоповом языке, но попросту не знающее, что такое "внутренний цензор" и страх Слова. Так же и режиссеры... Один замечательный режиссер, чтобы защитить от цензуры пьесу Теннесси Уильямса "Трамвай "Желание", поставил ее с хорошим концом. Думаю, бедный автор умер бы, увидев, что сделали с его пьесой... Вот когда подобные рассказы будут вызывать не улыбку, а недоумение, - у нас начнет рождаться новое искусство.

Количество просмотров: 7873