Цитаты Фёдор Михайлович Достоевский.

Мир спасёт красота.

Без зачатков положительного и прекрасного нельзя выходить человеку в жизнь из детства, без зачатков положительного и прекрасного нельзя пускать поколение в путь.

Величайшее умение писателя — это уметь вычёркивать. Кто умеет и кто в силах своё вычёркивать, тот далеко пойдет.

Запомните мой завет: никогда не выдумывайте ни фабулы, ни интриг. Берите то, что даёт сама жизнь. Жизнь куда богаче всех наших выдумок! Никакое воображение не придумает вам того, что даёт иногда самая обыкновенная, заурядная жизнь, уважайте жизнь!

В истинно любящем сердце или ревность убивает любовь, или любовь убивает ревность.

Возбуждение сострадания к осмеянному и не знающему себе цены прекрасному и есть тайна юмора.

Деньги — это чеканная свобода.

Дьявол с Богом борется, а поле битвы - сердца людей.

Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной.

Знание не перерождает человека: оно только изменяет его, но изменяет не в одну всеобщую, казенную форму, а сообразно натуре этого человека.

Лишь усвоив в возможном совершенстве первоначальный материал, то есть родной язык, мы в состоянии будем в возможном же совершенстве усвоить и язык иностранный, но не прежде.

Любовь столь всесильна, что перерождает и нас самих.

Мерило народа не то, каков он есть, а то, что он считает прекрасным и истинным.

Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.

Оправдайте, не карайте, но назовите зло злом.

Писатель, произведения которого не имели успеха, легко становится желчным критиком: так слабое и безвкусное вино может стать превосходным уксусом.

Смехом иной человек себя совсем выдаёт, и вы вдруг узнаёте всю его подноготную.

Страданием своим русский народ как бы наслаждается.

Счастье не в счастье, а лишь в его достижении.

Умная жена и ревнивая жена — два предмета разные.

Фантастическое составляет сущность действительности.

Чем более мы будем национальны, тем более мы будем европейцами (всечеловеками).

Юмор есть остроумие глубокого чувства.

Может быть, что вся-то цель на земле, к которой человечество стремится, только и заключается в одной только беспрерывности процесса достижения, иначе сказать, самой жизни…

Неужели и тут не дадут и не позволят русскому организму развиться национально, своей органической силой, а непременно безлично, лакейски подражая Европе? Да куда же девать тогда русский-то организм? Понимают ли эти господа, что такое организм? Отрыв, «отщепенство» от своей страны приводит к ненависти, эти люди ненавидят Россию, так сказать, натурально, физически: за климат, за поля, за леса, за порядки, за освобождение мужика, за русскую историю, одним словом, за всё, за всё ненавидят.

Высшая и самая характерная черта нашего народа — это чувство справедливости и жажда ее.

Ограниченному обыкновенному человеку нет, например, ничего легче, как вообразить себя человеком необыкновенным и оригинальным и усладиться тем без всяких колебаний.

Люди, люди — самое главное. Люди дороже даже денег.

Женщины — наша большая надежда, может быть, послужат всей России в самую роковую минуту.

К сожалению, правда почти всегда бывает не остроумна.

Никто не сделает первый шаг, потому что каждый думает, что это не взаимно.

Влюбиться, еще не значит любить… Влюбиться можно и ненавидя.

Для настоящего русского Европа и удел всего великого арийского племени так же дороги, как и сама Россия, как и удел своей родной земли. — «Пушкинская речь»

У нас, у русских, две Родины — наша Россия и Европа.

Хозяин земли Русской — есть один лишь русский (великорус, малорус, белорус — это всё одно) — и так будет навсегда.

Я крепко убеждён, что не только очень много сознания, но даже и всякое сознание — болезнь.

Дурак, признавший, что он дурак, уже не дурак.

Разум, наука и реализм могут создать лишь муравейник, а не социальную гармонию, в которой бы можно было ужиться человеку.

Ко всему-то подлец-человек привыкает!

Наука же говорит: возлюби, прежде всех, одного себя, ибо все на свете на личном интересе основано.

С одной логикой нельзя через натуру перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион!

Тварь ли я дрожащая или право имею...

Станьте солнцем, вас все и увидят.

Нет ничего в мире труднее прямодушия и нет ничего легче лести.

Русские люди вообще широкие люди... широкие, как их земля...

При неудаче все кажется глупо!

...Кто ж у нас на Руси себя Наполеоном теперь не считает?

А между тем, мне иногда входила в голову фантазия: ну что, если б это не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они им сравняться с собою в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили ли бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали ли бы кожу совсем! Не избили ли бы до тла, до окончательного истребления, как делывали они с чужими народностями в старину, в древнюю свою историю? Нет-с, уверяю вас, что в русском народе нет предвзятой ненависти к еврею, а есть, может быть, несимпатия к нему, особенно по местам и даже может быть, очень сильная. О, без этого нельзя, это есть, но происходит это вовсе не от того, что он еврей, не из племенной, не из религиозной какой-нибудь ненависти, а происходит это от иных причин, в которых виноват уже не коренной народ, а сам еврей.

Русскому Европа так же драгоценна, как Россия; каждый камень в ней мил и дорог… О, русским дороги эти старые чужие камни, эти чудеса старого божьего мира, эти осколки святых чудес; и даже это нам дороже, чем им самим!

Я знаю все, но не знаю ничего хорошего.

Тайное сознание могущества нестерпимо приятнее явного господства.

Пусть я не достигну ничего, пусть расчет неверен, пусть лопну и провалюсь, все равно — я иду. Иду потому, что так хочу.

Я создаю в мечтах целые романы. О, вы меня не знаете!

Я мечтатель; у меня так мало действительной жизни, что я такие минуты, как эту, как теперь, считаю так редко, что не могу не повторять этих минут в мечтаньях. Я промечтаю об вас целую ночь, целую неделю, весь год.

Но кто вам сказал, что у меня есть моя история? у меня нет истории…

Так, когда мы несчастны, мы сильнее чувствуем несчастие других; чувство не разбивается, а сосредотачивается…

И мы не знали, что говорить, мы смеялись, мы плакали, мы говорили тысячи слов без связки и мысли; мы то ходили по тротуару, то вдруг возвращались назад и пускались переходить через улицу; потом останавливались, и опять переходили на набережную; мы были как дети.