Цитаты Федерико Гарсиа Лорка.

 
 

Навигация

Знаки зодиака

Знаки зодиака Овен Телец Близнецы Рак Лев Дева Весы Скорпион Стрелец Козерог Водолей Рыбы

Цитаты Федерико Гарсиа Лорка

Федерико Гарсиа Лорка — испанский поэт и драматург, известный также как музыкант и художник-график. Центральная фигура «поколения 27 года», один из самых ярких и значительных деятелей испанской культуры XX века. Убит в начале Гражданской войны в Испании.

Лорка родился 5 июня 1898 г. в городке Фуэнте-Вакерос в испанской провинции Гранада. В школе впечатлительный мальчик учился не слишком успешно. В 1909 г. семья переехала в Гранаду. В 1910-х Федерико активно участвовал в жизни местного художественного сообщества. В 1914 году Лорка начал изучать право, философию и литературу в университете Гранады. Лорка много путешествует по стране. В 1918 г. у Лорки выходит первый поэтический сборник, Impresiones y paisajes («Впечатления и пейзажи»), принесший ему если не коммерческий успех, то хотя бы известность.

Полная биография Федерико Гарсиа Лорка
Не хватит жизни… А зачем она? Скучна дорога, а любовь скудна. Нет времени… А стоят ли труда приготовления к отплытью в никуда? Друзья мои! Вернём истоки наши! Не расплещите душу в смертной чаше!
Со всех сторон безлюдье. Со всех сторон. Сиротский звон сверчка. Сиротский звон. Сон бубенца во мраке. Сон…
Поёт в одиночестве птица. В пространстве множится песня зеркалом слуха.
Глубину мутят пороги. Звёзд не видно быстрине. Всё забудется в дороге. Всё воротится во сне.
Это звезда романтических грёз (для магнолий и роз). Она себе светила сама, пока не сошла с ума. Та-ра-ри, та-ра-ра. (В хижине мрака, в болоте, славно, лягушки, поёте.)
Не дари мне на память пустыни – все и так пустотою разъято!
Непонятная путаница закоптившихся звезд расставляет сети моим почти увядшим иллюзиям.
Я пришел к черте, за которой прекращается ностальгия, за которой слезы становятся белоснежными, как алебастр.
Сейчас — это и есть жизнь. Сегодня длится годами. Вчера — умершее сегодня, завтра — не рожденное. Любой наш день — это всегда сегодня.
Великое мгновенно разверзает в нас бездну недоумения и непонимания.
Твой рацион: на севере — вино и звёзды, на юге — хлеб и дождь.
Встречая слово «нет», пиши сверху «да», а натыкаясь на «да», сразу зачёркивай.
Не забывай и на пределе счастья или страха прочесть на ночь «Отче наш».
В неприкаянной смуте предвечерья, когда люди вздыхают, а у деревьев голова раскалывается от птиц, выключи сердце и примерься к широким веслам заката.
Я войду прямо в сердце и согрею ладони. Сердца, жаркого сердца! В его смертном ожоге мои недра оттают. Я заждался! С дороги! Я проникну! Ни тени не останется где-то. Зашумят перелески отголосками света. Этой ночью от крови оживут мои щеки и подмятые ветром камыши у протоки.
В ночи, объятой сном, рыбачат привиденья на озере лесном. Из повести старинной, безлунной и пустынной, они толпой видений пришли и ловят тени. Но силятся в сети сердца свои найти. И, прошлое тревожа, ищу я сердце тоже, но нет его нигде. Уплыло, потонуло в беспамятной воде.
Только тайна позволяет нам жить, только тайна.
Мало любить умом, когда тело — будь оно проклято! — молчит.
Я твоё повторяю имя этой ночью во тьме молчаливой, и звучит оно так отдаленно, как ещё никогда не звучало. Это имя дальше, чем звезды, и печальней, чем дождь усталый.
Пустынны дворы Севильи, и в их глубине вечерней сердцам андалузским снятся следы позабытых терний.
Прощаюсь у края дороги. Угадывая родное, спешил я на плач далекий - а плакали надо мною. Прощаюсь у края дороги. Иною, нездешней дорогой уйду с перепутья будить невеселую память о черной минуте. Не стану я влажною дрожью звезды на восходе. Вернулся я в белую рощу беззвучных мелодий.
Если надежда погаснет и начнется непониманье, то какой же факел на свете осветит земные блужданья? Если вымысел — синева, что станет с невинностью, с чудом? Что с сердцем, что с сердцем станет, если стрел у любви не будет?
Обрати на меня вниманье, если нет и в помине ветра, - сердце, закружись, сердце, закружись!
Я твоё повторяю имя По ночам во тьме молчаливой, когда собираются звезды к лунному водопою и смутные листья дремлют, свесившись над тропою. И кажусь я себе в эту пору пустотою из звуков и боли, обезумевшими часами, что о прошлом поют поневоле…
Ты знать не можешь, как тебя люблю я, — Ты спишь во мне, спокойно и устало.
Не хочу я ни лавров, ни крыльев. Белизна простыни, где раскинулась ты, обессилев! Не согрета ни сном, ни полуденным жаром, нагая, ускользаешь, подобно кальмарам, чёрной мглою дурманною, Кармен!
Я под аркой Эльвиры буду ждать на пути, чтоб узнать твое имя и, заплакав, уйти. Бедра твои — как корни в борьбе упругой, губы твои — как зори без горизонтов. Скрытые в тёплых розах твоей постели, мёртвые рты кричат, дожидаясь часа.
Мне страшно потерять в сиянье дней свет глаз твоих, не ощущать ночами твоё дыханье на щеке своей; лишь одиночество — в зеркальной раме.
Если море тебя печалит, ты безнадёжен.
Учти и помни, что лягушка строго критикует бредовый полёт ласточки.
Никогда ничего не объясняй и не стыдись равного трепета перед бабочкой и бегемотом.
Строение и звучание слова так же таинственны, как и его смысл.
Учись у родника, который лихорадит ночные сады, и никто не знает, когда он смеётся и когда плачет, когда начинается и когда кончится.
Ни мыльных пузырей, ни свинцовых пуль. Настоящее стихотворение должно быть незримым.
Между стихотворением и деревом та же разница, что между ручьём и взглядом.
Танцуй перед народом с собой наедине. Ведь танец идёт по водам. И не горит в огне.
Миссия у поэта одна: одушевлять в буквальном смысле — дарить душу.
Её жасминная кожа светилась жемчугом тёплым, нежнее лунного света, когда скользит он по стеклам. А бедра её метались, как пойманные форели, то лунным холодом стыли, то белым огнём горели.
Мои черты замрут осиротело на мху сыром, не знающем о зное. Меркурий ночи, зеркало сквозное, чья пустота от слов не запотела. Ручьем и хмелем было это тело, теперь навек оставленное мною, оно отныне станет тишиною бесслезной, тишиною без предела. Но даже привкус пламени былого сменив на лепет голубиной стыни и горький дрок, темнеющий сурово, я опрокину прежние святыни, и веткой в небе закачаюсь снова, и разольюсь печалью в георгине.
Есть души, где скрыты увядшие зори, и синие звёзды, и времени листья; есть души, где прячутся древние тени, гул прошлых страданий и сновидений. Есть души другие: в них призраки страсти живут. И червивы плоды. И в ненастье там слышится эхо сожжённого крика, который пролился, как тёмные струи, не помня о стонах и поцелуях. Души моей зрелость давно уже знает, что смутная тайна мой дух разрушает. И юности камни, изъедены снами, на дно размышления падают сами. «Далёк ты от Бога», – твердит каждый камень.
Вечер оделся в холод, чтобы с пути не сбиться. Дети с лучами света к окнам пришли проститься и смотрят, как желтая ветка становится спящей птицей. А день уже лег и стихнул, и что-то ему не спится. Вишневый румянец вспыхнул на черепице.
Я прошу всего только руку, если можно, раненую руку. Я прошу всего только руку, пусть не знать ни сна мне, ни могилы.
Хочу уснуть я сном осенних яблок и ускользнуть от сутолоки кладбищ. Хочу уснуть я сном того ребёнка, что все мечтал забросить сердце в море…
Нет у тропинки края, Видно ведет она к звёздам.
Воображение — синоним способности к открытиям.
О, худшая из болей — поэзии боль вековая, болотная боль, и в ней не льётся вода живая!
Восточный ветер. Фонарь и дождь. И прямо в сердце нож. Улица — дрожь натянутого провода, дрожь огромного овода. Со всех сторон, куда ни пойдешь, прямо в сердце — нож.
Вспомни меня, когда ты будешь на пляже или лучше, когда ты будешь рисовать разбитые вещи и маленькие останки. О, мои маленькие останки. Пусть моё имя будет на картине, чтобы оно хоть как-то служило для какой-то цели в мире.
Сам я, когда пробъёт мой час, хотел бы одного — остаться. Пусть тело моё похоронят в саду, и раз уж мне не суждено небо, стану по крайней мере землёй.
Наша музыка, душа нашей души, те певчие русла, по которым уходит из сердца наша боль.
Есть в дожде откровенье — потаённая нежность и старинная сладость примеренной дремоты, пробуждается с ним безыскусная песня, и трепещет душа усыплённой природы.
Это не ад, это улица. Это не смерть, это фруктовая лавка. Я вижу необозримые миры В сломанной лапе котенка, Раздавленного вашим блестящим авто.
Как бабочка, сердце иглой К памяти пригвождено.
Что такое поэзия? А вот что: союз двух слов, о которых никто не подозревал, что они могут соединиться и что, соединившись, они будут выражать новую тайну всякий раз, когда их произнесут.

Вам также будут интересны:

© 2012-2019 PersonBio.com - Биографии знаменитых и известных людей.