Цитаты Эрнст Теодор Амадей Гофман.

 
 

Навигация

Знаки зодиака

Знаки зодиака Овен Телец Близнецы Рак Лев Дева Весы Скорпион Стрелец Козерог Водолей Рыбы

Цитаты Эрнст Теодор Амадей Гофман

Гофман Эрнст Теодор Амадей (Hoffman, Ernst Theodor Amadeus) (1776–1822), немецкий писатель, композитор и художник, в чьих фантастических рассказах и романах воплотился дух немецкого романтизма. Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился 24 января 1776 в Кёнигсберге (Восточная Пруссия).

Уже в раннем возрасте обнаружил таланты музыканта и рисовальщика. Изучал право в Кёнигсбергском университете, затем двенадцать лет служил судейским чиновником в Германии и Польше. В 1808 любовь к музыке подвигла Гофмана занять пост театрального капельмейстера в Бамберге, шесть лет спустя он дирижировал оркестром в Дрездене и Лейпциге.

Это долг верного друга — разделять твою печаль.
Один весьма юный котенок-школьник на увещание учителя, что кот должен употребить всю свою жизнь на то, чтобы научиться умереть, довольно дерзко возразил, что это не может быть слишком трудным делом, ибо оно каждому удается с первого раза!
Таково уж свойство человеческой природы: если опасность, повергшая нас в ужас, на наших глазах превращается в пустое, ничтожное чучело, это всегда вызывает недовольство. Мы радуемся, когда мы счастливо избежали подлинной опасности, а не тогда, когда спаслись от мнимой.
...ну, а с мнением о нем иностранных дворов обстояло так же, как с репутацией женщины: чем меньше о ней говорят, тем она безупречней.
...судя по тому, что я знаю и читал о любви, это, собственно говоря, род психического недуга, который у человеческой породы выражается в особых припадках безумия; они принимают какое-нибудь существо совсем не за то, что оно есть на самом деле; например, обыкновенную низкорослую толстушку, штопающую чулки, они почитают богиней.
Дамы часто потакают причудливейшим желаниям, безудержно и бездумно следуя какой-нибудь минутной прихоти, даже если она больно задевает других.
Самая чистая, самая искренняя любовь во внешних своих проявлениях, как ни странно, довольно комична, и причиной тому, по-видимому, глубокая ирония, вложенная природой во все человеческие поступки.
О аппетит, имя тебе ― Кот!
Можно быть великим учёным и всё-таки понятия не иметь о самых обыкновенных в жизни явлениях, и всё-таки строить самые фантастические догадки при виде общеизвестных вещей.
Ведь каждый влюблённый хочет слышать только о своей любви, которую считает единственно достойной упоминания, точно так же, как каждый поэт любит слушать только свои стихи.
Дух полагает, будто он стремится к высшему идеалу химерического блаженства, на самом же деле хочет только того, к чему понуждают нас потребности тела, и так возникает взаимодействие, порождающее продолжение рода человеческого.
Судя по тому, что я знаю и читал о любви, это, собственно говоря, род психического недуга, который у человеческой породы выражается в особых припадках безумия; они принимают какое-нибудь существо совсем не за то, что оно есть на самом деле; например, обыкновенную низкорослую толстушку, штопающую чулки, они почитают богиней.
Как же мне ещё надеяться, если исчезла всякая надежда, если все звёзды закатились, и меня, безутешного, окутывает мрачная-мрачная ночь?
Есть вещи в природе, позволяющие постичь, отчего наша душа, прикованная к тирану, именуемому телом, вынуждена жертвовать ради него своей свободой. Под этими вещами я разумею преимущественно лакомую манную кашу, сваренную на молоке и приправленную маслом и сахаром, равно как и широкую, плотно набитую конским волосом подушку.
Весьма часто случается в жизни, что тот или иной человек представляется окружающим особенно честным и добродетельным как раз в ту пору, когда он затевает какую-нибудь мошенническую проделку.
Вскоре бракосочетание было отпраздновано со всей возможной пышностью. Все прошло счастливо и благополучно, не считая маленькой неприятности, случившейся с придворным поэтом: король Офиох бросил ему в голову сочиненную им свадебную кантату, и от страха и гнева поэт сразу лишился рассудка, вообразив, что у него поэтическая душа, что помешает ему теперь заниматься поэзией и сделает непригодным для дальнейшей службы в звании придворного поэта.
Как редко, однако, встречается истинное сродство душ в наш убогий,косный, себялюбивый век!
На земле глупость - подлинная повелительница умов. А рассудок - только ее ленивый наместник, и ему нет дела до того, что творится за пределами королевства.
Это мука или счастье ― Жить в любовной суматохе?
...ибо никому не ведомо, как высоко я воспарил!.. Вскарабкался, было бы вернее сказать, но ни один поэт не станет упоминать о своих ногах, будь их у него даже целых четыре, как у меня, все твердят лишь о крыльях, даже если они не выросли у них за спиной, а только приделаны искусным механиком.
― Коту Мурру, ― прервал друга маэстро Абрагам, ― не только снятся самые живые сны... С недавнего времени он, впадая в такое состояние, страшно стонет и охает, ― невольно является мысль, что он либо влюблен, либо сочиняет трагедию.
Человеку более по душе самый глубокий ужас, чем естественное объяснение представшего ему призрака; он не довольствуется здешним миром, ему надобно увидеть нечто из иного мира, не требующее телесной оболочки, чтобы стать видимым.
- ...только в глупости ты обретаешь спасение, ибо твой рассудок сам по себе нечто весьма жалкое... (Шенфельд)
...сознание лишь благоприобретенная привычка. Ведь в минуту рождения мы не осознаем, зачем и как появились на свет.
...не оставалось ни одного юнкера, ни одного солдата во всей армии, не получивших своей порции розог, и это вбило в мои войска такие моральные устои, что гренадеры привыкли быть битыми, еще не успевши столкнуться с врагом...
Житейская мудрость требует: делая что-либо для себя, притворяйся, будто делаешь это только для других, а тогда уж те, другие, почитают себя в неоплатном долгу перед тобой и готовы исполнить все твои желания.
...словом, Ульрика высказала все, что говорят девушки при подобных обстоятельствах, когда первая цветущая пора юности для них уже миновала и часто и неотвязно сверлит голову мысль: «Кто же, кто, наконец, поведет меня к венцу?»
― Естественным, естественным... Вы ― человек, обладающий известной долей здравого смысла, и давно должны бы понять ― ничто в нашем мире не происходит естественным порядком, да, ничто! Уж не думаете ли вы, дорогой капельмейстер, что, пуская в ход доступные нам средства и достигая определенного действия, мы в состоянии объяснить себе первопричину этого действия, заключенную в таинствах природы?
Чем больше культуры, тем меньше свободы - это непреложная истина. С культурой растут потребности, с потребностями...
По его манере держать шляпу под мышкой я тотчас признал в нем человека образованного и отменно воспитанного.
Лучшее возражение рассерженной женщине ― нерушимое спокойствие.
Есть ли более приятное состояние, чем довольство собой?
Благородное мужество нарастает в груди юноши, алчущего достигнуть вершин духа, терзаемого мучительным неверием в свои силы, когда он прочтет, что и великий человек, будучи мальчиком, играл в солдатики, питал чрезмерное пристрастие к лакомствам, что порой случалось ему терпеть колотушки за леность, шалости или неловкость. «Точно как я! Точно как я!» ― повторяет тот юноша восторженно и не сомневается более, что и он столь же великий гений, даже ничуть не хуже, чем кумир, которому он поклоняется.
Или ты не знаешь, что стихи наших молодых рифмоплетов обладают способностью самовоспроизведения, как хвосты у ящериц, которые прытко отрастают, будучи даже отрезаны у самого основания?
О, что стесняет грудь мою, Что жжет ее? Не знаю сам... Мой дух подъемлет к небесам. В чем божество я узнаю? О ты, уставшая от мук, Воспрянь, душа! Борьбы хочу я! Весельем обернулись вдруг Та боль, та горечь, тот испуг... Я жив! я жареное чую!
Что такое любовь мужчины, как не коварное оружие, пускаемое им в ход, чтобы добиться победы, которая губит женщину, но и ему не приносит счастья?
Судя по тому, что я знаю и читал о любви, это, собственно говоря, род психического недуга, который у человеческой породы выражается в особых припадках безумия; они принимают какое-нибудь существо совсем не за то, что оно есть на самом деле; например, обыкновенную низкорослую толстушку, штопающую чулки, они почитают богиней.
Не противно ли добрым нравам и предписаниям моды выставлять напоказ свою грудь со всеми ее печалями, всей скорбью, всем восторгом, не закутав ее предварительно в пышное жабо изысканнейшей благовоспитанности и приличия? Чего стоят в таком случае все огнетушительные устройства, уготованные хорошим тоном? Чего они стоят, если они неспособны погасить яркое пламя, готовое прорваться то здесь, то там? Сколько бы ни прополаскивали наши желудки чаем, сахарной водицей, благонамеренными разговорами, приятным пустословием ― все же подчас тому или иному кощунственному поджигателю удается подбросить в общество зажигательную ракету, и вот пламя вспыхивает, освещает все вокруг и даже, представьте, обжигает, что не под силу чистому лунному сиянию!
Страстное томление, пылкое желание теснят нашу грудь; но вот наконец мы заполучили то, чего домогались с такими муками и терзаниями, и желание немедля хладеет в ледяном равнодушии, и мы отбрасываем прочь предмет наших вожделений, как сломанную игрушку. Но едва это произойдет, как наступает горькое раскаяние в поспешном поступке и мы уже алчем вновь. Так вся наша жизнь проносится между Желанием и Отвращением. Уж таковы мы, кошки!
Всякий влюбленный хочет слышать только о своей любви и только одну её считает достойной речи.
Судьба всегда была к вам милостива, и никто, кроме вас, не повинен в том, что вы не можете идти по торной дороге, а всегда бросаетесь то вправо, то влево.
... Любое ограничение свободы, даже с целью предупреждения злоупотребления ею, невыносимо, оно подавляет душу, ибо резко противоречит природе человека.
Не говорите мне, что лучшим убором для красивой девушки служит простое домашнее платье; когда женщина нарядно одета, мы испытываем таинственное очарование, противостоять которому нам нелегко.
Правда, им не всегда можно доверять, но, судя по тому, что я знаю и читал о любви, это, собственно говоря, род психического недуга, который у человеческой породы выражается в особых припадках безумия...
Лишь поэт способен постичь поэта; лишь душе романтика доступно романтическое; лишь окрылённый поэзией дух, принявший посвящение среди храма, способен постичь то, что изречено посвящённым в порыве вдохновения.
Точное чувство меры и есть, вероятно, то, что обычно называют хорошим вкусом.
Нам всегда бывает больно, когда мы видим, как неуклюжие, грубые руки хватают что-нибудь снежно-чистое.
Неколебимый дух, твердое внутреннее убеждение и всему предпочтительнее глубокое, верное чувство, что скрывается, словно пророческое откровение, в груди нашей, ― все это вместе способно достигнуть куда большего, нежели острейший ум, испытаннейший, всепроницающий взор.
С преждевременно созревшими гениями дело на лад не идет. Они или увядают, коснея в безличной и бездушной холодности, и теряются в толпе посредственностей, или же слишком рано уходят из жизни.
По его манере держать шляпу под мышкой я тотчас признал в нем человека образованного и отменно воспитанного.
...Когда речь идет о чудесном, невероятном, надобно обращаться именно к поэтам, ибо трезвые историки в таких вещах ни черта не смыслят.
Короче, принцесса на самом деле укусила рейхсканцлера за палец, и тогда восхищенный народ уверился в том, что в очаровательном, ангельском тельце принцессы обитают и душа, и ум, и чувство.
...но ни один поэт не станет упоминать о своих ногах, будь их у него даже целых четыре, как у меня, все твердят лишь о крыльях, даже если они не выросли у них за спиной, а только приделаны искусным механиком.
Но как постичь всю изменчивость сердца тех, кто живет внашем бренном мире? Зачем не оградила судьба грудь нашу от дикой игры необузданных страстей? Зачем нас, тоненькие,колеблющиеся тростинки, сгибает вихрь жизни?
Только один светлый ангел властен над демоном зла, и это дух музыки.
Да есть ли такое человеческое сердце, которое не было бы полем битвы добра и зла!
... Чудеснейшие явления, какими мы повседневно окружены, люди отказываются так называть потому, что они повторяются в известный срок...
Вполне может статься, что любовь великих мира сего к искусствам и наукам есть лишь неотъемлемая часть придворной жизни. Положение обязывает иметь картины и слушать музыку; считается неудобным, если придворный переплетчик, сидит без дела, вместо того чтобы одевать в кожу и золото всю наиновейшую литературу.
Чем больше культуры, тем меньше свободы – это непреложная истина.
Ни один поэт не станет упоминать о своих ногах, будь их у него даже целых четыре, как у меня, все твердят лишь о крыльях, даже если они не выросли у них за спиной, а только приделаны искусным механиком.
Самые дивные божественные чудеса случаются в сокровенной глубине человеческой души, и об этих чудесах всеми силами своими и должен возвещать человек словом, звуком и красками.
Великая, необычайная судьба оставляет на человеке зримые следы.
Кому богатство не суждено, у того золото уплывает из кармана он и сам не знает как. Оно причиняет ему только новые горести, и, чем больше перепадает ему, тем беднее он становится.
...дорогой мой, а что вы понимаете под «бессмысленной животиной»? Бессмысленных животных не бывает!

Вам также будут интересны:

© 2012-2019 PersonBio.com - Биографии знаменитых и известных людей.